Я увидела одно его стихотворение на дневнике ПЧ моего ПЧ и заинтересовалась. Сначала думала, что это какое-то нечитанное мной его стихотворение и в инициале поэта описка - вместо А. должно было быть Э. Но программисткая привычка заставила полазить по Интернету и поискать. Нашла.
Я не права - не Эдуард. Из Википедии - Анатолий Юрьевич Багрицкий (настоящая фамилия Савченко, род. 4 августа 1974, Ростов-на-Дону) — российский рок-музыкант. Псевдоним взят в честь советского поэта Эдуарда Багрицкого.
Стихи оказались совсем не того времени, они жесткие и временами жестокие (и к себе и к собеседнику). Но мне нравятся.
Три стиха БагрицкогоГОЛЫЙ НОМЕР
Рассыплю пазлы тела по кровати
И заведу будильник на двенадцать.
На утро снова буду собирать их,
Конечно, если будут собираться.
И если сон меня не напугает,
И я не восприму его превратно,
Наутро сердце снова заиграет
Привычное piano moderato.
Мне нравится, что мы не умираем
Во сне, по крайней мере, насовсем,
Что солнце между нашими мирами
Является во всей своей красе,
В присущем его статусу убранстве
Из ультрафиолетовых лучей.
Мне нравятся клыки протуберанцев,
Et cetera, и в этом же ключе.
Дорога запеклась румяной коркой
На мякише сырого чернозёма.
Приятно, преодолевая горку,
Насвистывать мотивчик невеселый.
День кончился и ничему не равен,
Стоит, как ложка в мамином борще.
Мне нравится, что мы не умираем,
Что мы не умираем вообще.
СООБЩАЮЩИЕСЯ СОСУДЫ
На колючей траве, на сухой и горячей траве,
Среди белых камней, в эпицентре порочного круга
Дообеденных снов мы лежим голова к голове,
Плохо веря в себя, но неистово веря друг в друга.
Полдень вызрел, и солнце висит, как оса
Над арбузными корками берега. Скифы полыни
Век от века смешались с монголами чабреца
И увязли друг в друге, и в конском навозе, и в глине.
От колючей травы, от сухой и горячей травы
Отпечатки на коже похожи на вены, заметим,
Что и сами-то вены, что были холмы, стали рвы,
И никто из живых ничего не поделает с этим.
Ветер жирные волны намазывает на песок,
Словно масло на высохший хлеб, но прибрежные скалы,
Коренными зубами камней отгрызая кусок
За куском, никогда не насытятся, мало им, мало.
Над колючей травой, над сухой и горячей травой
Разлилось бездыханное марево, вакуум зноя.
Горизонт отсырел и уже не звенит тетивой,
И по всем сторонам расползается вширь неземное
Одеяло безмолвия. Лишь иногда ветерок,
Проведя своей циклей по пыльным оврагам Тавриды,
Снимет стружку кузнечиков, свой ежедневный оброк,
И опять улетает смотреть незнакомые виды.
Облака собрались в грозовой многослойный собор,
Как домкрат поднимая, над морем провисшее, небо.
Кислород загустел, и уже представляет собой
Полугаз-полужидкость - вернее, не полу, а недо -
Студенистую мутную линзу, в которой предмет,
Приближаясь в пространстве, теряет сознание. Где-то,
Я бы даже сказал, в совокупности древних примет
Представляется голым, а если точнее, раздетым.
Например, провода, что хранят телеграфный покой,
И висят неподвижно, и, кажется, мыслят высоко,
Предстают перед путником девственной нотной строкой
И глядят на дорогу откуда-то сверху и сбоку.
Пьяный август лежит на горячей воздушной волне
Среди рваных медуз облаков, и в ныряльную маску
Видит мир наизнанку, развернутый мехом вовне.
Время терпит его, но, как правило, терпит фиаско.
Неужели затем он, разведывая глубину
То ли резкости, то ли тоски, опустил свою морду,
Чтоб, услышав мотив, замереть в экстатичном плену
И полжизни потом подбирать к этой песне аккорды?
Нет, он, кажется, спит, переводит натруженный дух,
Как часы на руке, и, возможно, во сне принимает
Нас, раздавленных толщей дремоты, за двух,
Может, звезд, может, крабов, кто знает, кто знает. Кто знает?
Только крымская степь, только втоптанный в красную пыль
Подорожник - до язв зацелованный штампами, паспорт
Гражданина обочин - примятый ветрами ковыль,
Да маяк на кургане, с которого прыгнули на спор
Два усталых любовника. В юность, в надежду, в мечту,
Сорвались якорями с цепей, перерезали снасти,
Восхитительно веря, что можно вот так на лету
Зацепиться корягами тел за случайное счастье.
Скоро солнце увянет, свернет лепестки, и тогда
Ритмы наших сердец в духоте остывающих суток
Обретут, наконец, равновесие, словно вода
В сообщающихся сосудах.
***
Так тихо, что слышно как ангел заводит часы
На площади перед театром, шумит батарея
В углу гардеробной, за стойкой, доволен и сыт,
Халдей убивает ни в чем не повинное время.
Свободное, личное, сколько еще там времен,
Которые, как газировку разносят на блюде
В антракте безгрудые пигалицы без имен
И мимики, полуживые, но все-таки люди?
Язык, как дракон возлежит на руинах зубов.
Партер до отказа заполнен. На кожаной спинке
Напротив меня нацарапаны слово «любов»
Без мягкого знака и что-то навроде картинки.
Silenсio, пьеса про очень красивую смерть
Бездарного комедианта, не трогает сердца,
В котором так тихо, что если совсем захотеть,
То можно услышать, как черти грызут заусенцы
У черного выхода. В душной, густой немоте
Есть дама, которая всех узнаёт поименно,
Зовут её Скука. Однажды один грамотей
Сказал, что пред ней даже боги склоняют знамена.
Ей всё надоело, но это особая лень.
Лень двигаться, думать, работать, грустить, веселиться.
Пустые глаголы. Перед вереницей нулей
Должна красоваться хотя бы одна единица
Здорового смысла. Иначе за-ради чего
Смеяться до слёз, волноваться до дрожи в коленках?
Я даже не слышу, я чувствую всем естеством,
Как у дирижёра под глазом пульсирует венка.
(с) Анатолий Багрицкий
@темы:
затронуло,
Люди,
Мысли вслух,
Стихи